Дидье анзье первичная фаза развития ребенка
Тема 2. КРИТИЧЕСКИЙ ОБЗОР КЛАССИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
Итак, мы на сегодня закончили с историческим обзором проблемы и далее перейдем к более современному взгляду на концепции психосексуального развития.
Пункты, по которым концепции Фрейда подвергались критике (не только современной, но и при его жизни). Этих пунктов довольно много и в изложении они не складываются в упорядоченную картину.
1. Многие психоаналитики выражали сомнение, что оральная фаза развития является первичной. Еще до той фазы, когда появляются признаки оральности, существуют более ранние этапы развития, которые вносят вклад в формирование будущей личности. Появились концепции пренатального развития, которые в целом остаются гипотетическими, потому, что мы не можем давать точных интерпретаций тому, что происходит с плодом в материнской утробе с психологической точки зрения. Дидье Анзье (1923—1999) «Кожное Я» (или «Я-кожа») – соотнесенность внутреннего и внешнего: еще до появления той фазы, на которой оральная эрогенная зона начинает играть доминирующее значение, существует, хотя и достаточно кратковременная тактильная фаза: единственная эрогенная зона – вся поверхность тела новорожденного, и первые удовольствия, которые ребенок получает – удовольствия не орального, а тактильного свойства, удовольствие от соприкосновения с материнским телом. У тактильной фазу есть свои строго очерченные задачи: 1) поддержание связи с материнским телом, с помощью которой ребенок заполняет свое тело материнским либидо; 2) простейшая первичная оценка окружающей реальности по двум базовым параметрам: холодное-теплое и мягкое-жесткое. Все что теплое и мягкое, в первую очередь материнское тело, связано у ребенка с переживанием удовольствия, защищенности и безопасности. А жесткое и холодное переживается им как неблагополучие и, в конечном счете, – как угроза смерти.
2. Фрейд представлял себе психосексуальное развитие как автоматическую смену стадий: подошло время – оральная сменилась анальной, потом генитальной. Грубо это так, но многие авторы писали что эта схема либидинозной эволюции очень существенно упрощает реальность. Во-первых, возрастные границы между фазами условны, все, что касается каждой фазы, начинается задолго до нее и продолжается после того, как она закончилась. Гринэйкр, Якобсон показали, что все три эрогенные зоны активны с первых месяцев жизни и ребенок получает не только оральное, но и анальное и генитальное удовольствие (например, когда мать моет его), и можно говорить только об относительном превышении, доминировании того или иного удовольствия над двумя другими. В итоге производные каждой фазы развития входят в структуру личности как ее важная интегральная часть. (Шутка: по тому, как пациент ведет себя на сессии, можно определить, какие трудности и проблемы он испытывал при прохождении стадий инфантильного сексуального развития. Особенности прохождения оральной стадии – как он обращается с интерпретациями аналитика (интерпретации – это символическое материнское молоко). Пациент может взахлеб поглощать интерпретации, требовать еще и еще и не насыщаться, может усваивать их и удовлетворенно засыпать на кушетке. Может «срыгивать» их – заявляя, что аналитик опять несет бред и все совершенно не так. Отпечаток анальной стадии – как пациент обращается со своими свободными ассоциациями (символические фекалии, что-то дурно пахнущее и постыдное, которое требуется …, чтобы уйти домой облегченным). И один пациент может, как упрямый ребенок, мстительно удерживать все это в себе, или заявлять, что ему как всегда ничего не приходит в голову, а может стараться своими свободными ассоциациями завалить аналитика с головой: он говорит без умолку от первой до последней минуты, потому что ему безумно страшно, что сейчас что-то скажешь ты. Отпечаток фаллической фазы – насколько у пациента выражены тенденции соревновательности или подчинения, кастрационная тревога в ответ на те или иные интерпретации. И так далее. Но это, конечно, шутка).
3. Фрейдовский психоанализ пренебрегал такой важной составляющей человеческой психической жизни, как эмоции. И когда мы встречаем у него замечания о бессознательном чувстве вины, здесь не стоит обманываться. Во-первых, строго говоря, бессознательных чувств не бывает, сущность чувства в том, что оно чувствуется, то есть доступно восприятию. На прошлой лекции мы говорили, что Фрейд делил неврозы на две категории: психоневрозы и актуальные неврозы, и о том, что фрейдовский психоанализ оказывался бессилен там, где речь шла о проблемах тела, потому что вегетативно-функциональные расстройства и проявления, сопровождающие, допустим, неврастению или невроз тревоги, не могут быть интерпретированы, поскольку не имеют символического значения. Но про эмоции мы можем сказать то же самое, что про влечения – эмоции представляют собой переходное, пограничное понятие между психикой и телесным: каждая эмоция содержит и психический и телесный компонент. И, может быть, по той же самой причине, по которой Фрейд говорил, что влечения – это конечный пункт аналитического познания, по этой же причине он избегал затрагивать эмоции. Систематизированная теория аффектов была предложена только в 1970-е гг. О тех теоретических и практических ограничениях, к которым привело психоанализ избегание проблем телесной сферы, мы говорили на прошлой лекции.
Далее – 2 главных пункта расхождения современного и фрейдовского взгляда на психосексуальное развитие. Во-первых, подход Фрейда к человеческой личности как к монаде – единичной сущности. Во фрейдовской концепции и соответственно в его методологии и технике терапии субъект выступал как носитель исключительно внутрипсихического конфликта, и Фрейд рассматривал только этот конфликт. Классическая техника: аналитик выступает для пациента в роли независимого инструмента исследования, в роли стороннего наблюдателя. И именно для защиты такой позиции аналитика были предложены такие компоненты классического сеттинга, как принцип нейтральности, принцип абстиненции и т.п. Т.е. задачей аналитика являлось только отзеркаливание переноса пациента. Внутренний конфликт имеет 2 полюса: 1 – внутреннее Я пациента, 2 – внутренний отец, с которым когда-то разыгрывался конфликт. Перенос заключается в том, что пациент внутреннего отца проецирует на аналитика и это выражается в том, что он будет чувствовать к аналитику недоверие так же, как в детстве чувствовал его к отцу. Задача аналитика в этой ситуации – дать интерпретацию. Допустим, интерпретация звучала бы так: вы не доверяете мне, как если бы я был вашим отцом. Предполагалось, что такая интерпретация способствует разрешению переноса, т.е пациент, способный к инсайту, осознает справедливость того, что произнесено аналитиком, и это осознание помогает снова интернализовать возникший конфликт (т.е. он из внешнего опять превращается во внутренний, но интерпретация теперь позволяет осознать конфликт). В результате идеальный пациент мог бы ответить на эту интерпретацию: да, действительно, у меня нет оснований не доверять аналитику – он не давал мне для этого повода. Похоже, это действительно кто-то из моего прошлого. Но идеальных пациентов не существует, а существует очень широкая категория пациентов, которые в аналогичной ситуации сделают вывод: «надо быть осторожнее – он хитрит, чтобы я перед ним раскрылся». Идеальная модель, которую мы изобразили, у Микаэля Балинта получила название модели трех персон: отец, я и аналитик. Во втором, более реальном примере, взаимодействие происходит в рамках не трех, а двух персон: субъект с глубокими нарушениями Я неспособен к интернализации, и классическая техника интерпретаций по отношению к нему не работает. Там работает искусство выстраивания и последующего анализа отношений. Современный психоанализ в отличие от фрейдовского – это прежде всего развитие отношений с их последующей проработкой. И аналитик при любых условиях, сколь бы тщательно он не соблюдал правило нейтральности, никогда не будет для пациента сторонним наблюдателем. Тот же Балинт очень убедительно показал на примере своего клинического опыта, что только в активной, а не в отстраненной, нейтральной роли, аналитик становится для пациента действительно целительным фактором. Итак, модель Фрейда, рассматривающая пациента как носителя только внутреннего конфликта, оказалась концептуально недостаточной. На самом деле во внутренних конфликтах пациента постоянно участвует окружающая действительность. На этом, в частности, основан одно из самых современных направлений в ПА – интерсубъективный подход.
Второе: современная концепция опровергает тезис Фрейда «влечение первично, объект – вторичен», т.е. идею, что объект существует для младенца только для разрядки напряжения влечения. Исследования теоретиков объектных отношений, а также психоаналитиков-эмпириков, которые вели наблюдения именно за детьми с момента рождения, а не ограничивались реконструкцией детства по рассказам взрослых, показали, что помимо и независимо от потребности в разрядке инстинктного напряжения, существует еще потребность в объекте как таковая. И если источником потребности в инстинктной разрядке является Ид, то источник объектных потребностей – Эго. Далее этот тезис раскроем более подробно.
Неизменным со времен Фрейда осталось: 1 — представление о последовательности фаз развития психосексуальной организации (оральная 0-1,5; анальная 1,5 – 3; инфантильно-генитальная 3 – 6-7; латентная 6-7 – 10-11 (появление вторичных половых признаков); подростковая фаза 10-11 – 20-22 (предподростковая и собственно подростковая)). До определенного времени аналитики не уделяли особого внимания латентной и подростковой фазе, т.к. считалось, что все существенные изменения, которые стоит исследовать, происходят до завершения фаллической фазы. Но исследования А. Фрейд и Д. Винникота показали, что это не так. 2 — представление о доминанте эрогенных зон и связанных с ними влечений на определенных стадиях. Теория частичных влечений изменилась.
Значение пренатальной (дородовой) фазы развития. Существует достаточно много концепций, утверждающих, что еще во внутриутробный период ребенок испытывает большое количество влияний со стороны матери, ее тела и психики, которые вносят первый и наиболее глубокий вклад в формирование будущей личности. Одним из первых и наиболее убежденных сторонников этого подхода была Филлис Гринэйкр, которая обосновывала важность пренатального опыта и показывала, какие патогенные последствия может иметь изначальная враждебность матери к плоду. Есть матери с негативным отношением к самому факту материнства, которые испытывают бессознательную враждебность к своему будущему ребенку, и есть много свидетельств того, что эта ситуация заканчивается либо выкидышем, либо мертворожденным младенцем.
Еще более радикальным сторонником пренатальной концепции был Нандор Фодор, который говорил, что пренатальный опыт оказывает решающее влияние на будущую структуру личности, и что эмоциональное состояние матери во время беременности – это первый системообразующий фактор для будущей структуры личности. Он также подчеркивал роль бессознательной и даже сознательной враждебности. В частности, он выдвинул оригинальную гипотезу, которую не удалось подтвердить эмпирически (поэтому большинство относится к ней со скепсисом). Он пытался ответить на вопрос, каким образом могут возникать влияния материнских эмоциональных состояний на будущего ребенка, если известно, что между плодом и материнским телом не существует нервных связей? Он предположил, что между матерью и плодом существует телепатическая связь – на основании исследований одного американского института, который в числе прочего занимался проблемой телепатии. В случае враждебности матери к будущему ребенку телепатическая связь оказывается разорванной и ребенок, уже находясь в материнской утробе, чувствует себя ненужным, покинутым, заброшенным, лишенным любви с самыми негативными последствиями – от психосоматических заболеваний до тяжелых психопатологий.
В основном все пренатальные концепции остались в состоянии гипотез, которые трудно подтвердить, во-первых, потому, что по данной проблеме недостаточно психоаналитических исследований, во-вторых, потому, что бывает трудно доказать, что та или иная возникшая в зрелом возрасте психопатология связана с нарушениями в период внутриутробного развития, а не с чем-то другим. Хотя некоторые подтверждения все же имеются – в очень многих случаях, когда анализируются причины выкидышей или рождения мертвого ребенка, обнаруживается глубокая сознательная или бессознательная враждебность матери к самому факту материнства.
Итак, роды прошли благополучно и ребенок появился на свет. Что происходит на первом году жизни – в оральной фазе? Что происходит в психике новорожденного ребенка и существует ли эта психика как таковая – среди аналитиков встречает серьезные разногласия. Некоторые считают, что можно говорить о психическом функционировании новорожденного, некоторые утверждают, что младенец – всего только организм, и ни о каком психическом функционировании речь идти не может. Сложность исследования этапа первых дней жизни ребенка усугубляется тем, что, как показал Рене Шпиц (американский аналитик-эмпирик, создатель систематизированной концепции развития ребенка на первом году жизни, базисной для понимания процессов младенчества), когда младенец только появляется на свет, он защищен от внешнего мира очень мощным стимульным барьером: он в своего рода аутистической изоляции (не в психологическом, а в физиологическом смысле). Это означает, что новорожденный очень нечувствителен к внешним влияниям (например, младенец не ощущает легкого прикосновения к коже, слабые звуки который взрослый уже почувствует). Это объясняется тем, что у него еще не сформирован психический аппарат, нет собственного Я, которое могло бы перерабатывать приходящие извне раздражения. Если на этой стадии какие-то раздражения настолько интенсивны, что барьер оказывается преодолен, то для младенца это травма, на которую он реагирует плачем. Подобные вторжения он воспринимает как экзистенциальную угрозу своему существованию. Однако уже через несколько дней (5-6) появляется восприимчивость и определенные реакции на внешние стимулы. Это самая ранняя стадия развития, которую Хайнц Хартманн (Гартманн) (один из родоначальников эго-психологии) назвал фазой недифференцированности – все, что позднее образует дихотомии (любовь-ненависть, психическое-телесное), пребывает у младенца в нераздельном состоянии. Нераздельность прежде всего заключается в том, что на этой стадии у младенца еще нет отдельно психических и отдельно физиологических процессов – тело и психика еще не разделены, все процессы – психофизиологические. Разделение начнется позднее, и даже у взрослого оно не абсолютно, и именно на остаточных связях основана психосоматическая медицина.
Но главный акцент термина «недифференцированность» в другом. Фрейд описывал появление и развитие Эго следующим образом: ребенок появляется на свет, будучи владельцем только Ид – основы будущего бессознательного, резервуар влечений, стремящихся к удовлетворению. Ид руководствуется принципом удовольствия. Но существует и реальность, которая не допускает безграничного удовольствия и к которой надо адаптироваться. Адаптация включает: 1) оценку реальности, т.е. знакомство с ее требованиями и ожиданиями; 2) ограничение своих инстинктных импульсов, их контроль. Для выполнения этой важной функции адаптации и возникает Эго, как продукт конфликта между влечениями и требованиями действительности (принцип необходимости Ламарка). Исследования Гартмана показали, что далеко не все Эго возникает как результат конфликта – некоторые функции Эго являются врожденными (координации в пространстве и времени и др.). Это позволило Гартману утверждать, что определенная основа Эго, так же как и Ид, существует у младенца с момента появления на свет. И здесь мы снова возвращаемся к термину «недифференцированность». На этой стадии Эго и Ид еще не разделены, они существуют как единая субстанция (Эго-Ид или Ид-Эго). Дифференциация на Ид и Эго будет проходить постепенно в процессе развития. Практически недифференцированность инстанций на самой ранней стадии означает, что у новорожденного младенца (до 1 месяца) еще нет по отдельности инстинктных и объектных потребностей. Только позднее возникнет отдельно потребность в разрядке напряжений влечений – потребности Ид, и объектные потребности – потребности Эго (объектная потребность – потребность в другом, во внешнем объекте, чтобы почувствовать себя, свое тело и свое Я).
Дата добавления: 2015-04-26; просмотров: 4 | Нарушение авторских прав
lektsii.net — Лекции.Нет — 2014-2020 год. (0.011 сек.)
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Статья. Дидье Анзье. “Я-Кожа. Миф оМарсии”
Социокультурный план
Миф о Марсии (это имя этимологически происходит от греческого глагола mamamaï, означающего «тот, кто сражается»), по мнению историков религии, является отголоском битв греков за завоевание Фригии и ее цитадели Келены (государство в Малой Азии, расположенное к востоку от Трои) и за навязывание жителям культа греческих богов (представленных Аполлоном) взамен их местных культов, в частности культов Кибелы и Марсия. Победа Аполлона с его лирой над Марсием (играющим на двутрубной флейте) впоследствии продублирована победой греческого бога в Аркадии над Паном (изобретателем однотрубной флейты, или сиринкса1). «Победы Аполлона над Марсием и Паном знаменуют эллинские победы над Фригией
и Аркадией, а также замену в этих районах духовых инструментов на струнные, не используемые местными жителями. Наказание М арсия, по всей видимости, связано со священным царем, с которого ритуально сдирали кожу — так и Афина отнимает волшебную эгиду у Палласа, — или с корой побега ольхи, которую снимали, чтобы сделать пастушью свирель, ольха при этом персонифицирует некоего бога или полубога» (Graves, 1958, р. 71).Музыкальное соревнование между Марсием и Аполлоном сгущает целую серию оппозиций: между варварами и греками; между пастухами гор с полуживотными нравами и образованными жителями города; между инструментами духовыми (флейта с одной или двумя трубами) и струнными (у лиры их семь); между монархическим жестоким (вследствие периодических казней царей или великих священников через снятие кожи) и демократическим преемствованием политической власти; между культами Диониса и Аполлона; между высокомерием молодежи или утраченными верованиями старости, оба призванные склониться перед господством и законом зрелости. Марсий на самом деле представляется то как сйлен, то есть старый сатир, то как молодой компаньон великой богини-матери Фригии, Кибелы, неутешной после смерти своего слуги и, без сомнения, сына и любовника Аттиса1. Марсий смягчает ее скорбь игрой на флейте. Эта терапевтически-соблазнительная власть Марсия над матерью всех богов делает его амбициозным и претенциозным, что побуждает Аполлона вызвать того на поединок с целью выявить, кто из них двоих лучше исполнит на своем инструменте музыку. Кибела дала свое имя горе Кибеле, откуда вытекает река Марсий и на вершине которой была построена фригийская цитадель Келены.Миф — я уже сформулировал этот принцип (D . Anzieu, 1970), — подчиняется двойному кодированию, кодированию внешней реальности, ботанической, космологической, социополитической, топонимической, религиозной и т. д., и кодированию внутренней психической реальности через приведение в соответствие с закодированными элементами внешней реальности. В моем понимании миф о Марсии — это кодировка той особенной психической реальности, которую я называю Я-кожей.
То, что действительно удерживает мое внимание в мифе о Марсии и что делает его специфичным по отношению к другим греческим мифам, это, во-первых, переход от сонорной оболочки (обеспечиваемой музыкой) к тактильной оболочке (обеспечиваемой кожей); а во- вторых, поворот от несчастной судьбы (запечатленной на содранной коже и через нее) к счастливой судьбе (эта сохраненная кожа способствует воскрешению Бога, поддержке жизни и возврату плодородия в страну). В своем анализе этого греческого мифа отмечу лишь базовые элементы или мифологемы, напрямую касающиеся кожи (и образно присутствующие в разговорных выражениях современного языка: мы испытываем полный триумф над противником, когда у нас его кожа; мы хорошо чувствуем себя в своей коже, когда она целая; а также женщины имеют в своей коже мужчин, наилучшим образом осеменивших их). Сравнение с другими греческими мифами, где кожа выступает только в качестве аксессуара, не позволит утвердить и пополнить список фундаментальных мифологем о коже и предположить возможность структурной классификации этих мифов по наличию или отсутствию той или иной мифологемы, а также по их очередности и сочетанию.
Первая часть мифа
До того как речь пойдет о коже, вкратце напомню историю Марсия, довольно известную историю об открытом соперничестве и завуалированных желаниях инцеста: это, мне кажется, демонстрирует то, что первоначальные функции Я-кожи в онтопсихогенезе заново скрываются, затеняются и искажаются сначала первичными, затем вторичными процессами, связанными с догенитальным и генитальным развитием и с эдипификацией психического функционирования.Некогда Афина сделала из костей оленя флейту с двумя трубами и сыграла на ней на празднике богов. Она недоумевала, почему Гера и Афродита исподтишка смеялись над ней, закрывая лицо ладонями, в то время как другие боги были восхищены музыкой. Она в одиночестве отправилась в лес Фригии на берег реки и смотрела на свое отражение в воде во время игры на флейте: щеки ее раздувались, а налитое кровью лицо придавало ей гротескный вид1. Она отбросила флейту, наслав проклятие на того, кто ее подберет. Марсий наткнулся на флейту и не успел он поднести ее к своим губам, как флейта, помня
0 музыке Афины, начала играть сама. Так он объездил Фригию в качестве спутника Кибелы, которую утешал в скорби по Аттису, зачаровывая крестьян, восклицавших, что даже сам Аполлон на своей лире не смог бы сыграть лучше. Марсий имел неосторожность не противоречить им. Потому-то и вызвал гнев Аполлона, предложившего ему состязание, описанное выше, состязание, в котором победитель применит к побежденному то наказание, которое сочтет нужным. Горделивый Марсий соглашается. Жюри было составлено из муз1.Состязание проходило без явного преимущества: музы очаровывались то одним, то другим инструментом. Тогда Аполлон предложил Марсию повернуть инструмент обратной стороной по своему примеру, играть на нем и петь одновременно. Разумеется, Марсий проиграл, тогда как Аполлон играл на своей перевернутой лире и воспевал чудесными гимнами богов Олимпа, за что музы не смогли не присудить ему приз (Graves, 1958, р. 67—68). Тут начинается вторая часть мифа, специфическим образом касающаяся кожи. Здесь я следую повествованию, предоставленному Фрэзером (Frazer, 1890—1915, р. 396— 400), из которого постепенно буду выделять скрытые мифологемы.
Вторая часть: восемь мифологем
Первая мифологема: Марсий подвешен на сосне Аполлоном. Речь идет не о повешении за шею, ведущем к смерти через удушение, а о подвешивании за руки на сук дерева, позволяющем легко резать жертву и наносить ей раны. Фрэзер собрал впечатляющую серию примеров повешенных богов (и даже священников или женщин, вешающихся добровольно или по ритуалу). Эти человеческие жертвы постепенно были заменены жертвами животных, а затем изображениями.Мне кажется, эта мифологема связана с вертикальностью человека в оппозиции к горизонтальности животного. Выйдя из детства и животного начала, человек держится на ногах, опираясь на землю (как встающий малыш опирается на руку матери). Это позитивная вертикальность (усиленная сосной — самым что ни на есть
вертикальным деревом). Наказание заключается в использовании негативной вертикальности: жертва остается в вертикальном положении, но подвешенной в воздухе (иногда вниз головой), болезненная и унизительная позиция, оставляющая без защиты против любого насилия и воспроизводящая беспомощность грудного младенца, о котором мать не заботится или заботится плохо.Вторая мифологема: у обнаженной подвешенной жертвы кожа разрезана или проколота ударами копья, чтобы вытекла вся кровь (либо для оплодотворения земли, либо для привлечения вампиров, отвлекая их тем самым от нападения на близких, и т. д.). Эта мифологема, отсутствующая в мифе о Марсии, универсальным образом распространена вкупе с предыдущей: у новорожденного Эдипа продырявлены лодыжки и он подвешен горизонтально к палке; Эдип-царь выкалывает себе глаза при виде трупа Иокасты, висящей удушенной на веревке; Христос пригвожден к кресту; святой Себастьен, привязанный к дереву, пронзен стрелами; у подобной святой в той же позе вырезана грудь; ацтеки опрокидывали пленников на большой камень и вырывали у них сердце и т. д.Эта мифологема, мне кажется, связана со способностью кожи контейнировать тело и кровь, а телесное наказание заключается в том, чтобы разрушить непрерывность контейнирующей поверхности, изрешечивая ее искусственными отверстиями. В итоге эта контейниру- ющая способность была сохранена для Марсия греческим богом.Третья мифологема: Аполлон заживо полностью сдирает с Марсия кожу, и его пустая кожа остается подвешенной или прибитой к сосне. Хозяин пленника, принесенного в жертву священниками ацтеков, в течение двадцати дней носил его кожу. Святой Бартоломей был обе- скожен заживо, но его кожа не была сохранена. Октав Мирбо в книге «Сад пыток» (Mirbeau, 1899) описал человека со снятой кожей, волокущего ее за собой как тень и т. д.По-моему ощущению, оторванная от тела кожа, при условии сохранения ее целостности, представляет собой защитную оболочку, защиту от раздражителей, которая фантазматически отбирается у другого с целью ее присвоения или укрепления либо усиления своей собственной, однако с риском возмездия.Эта кожа-защита от раздражителей драгоценна. Таково З о лотое руно, охраняемое ужасным драконом, которого Ясон должен победить, золотая шкура священного крылатого овна, подаренного когда-то Зевсом двум детям, которым угрожала смерть от их мачехи; колдунья Медея защищает своего любовника, дав ему некий бальзам,
которым тот натирает свое тело и который предохраняет его в течение двадцати четырех часов от пламени и ран. Это также и кожа Ахиллеса, которую его мать, богиня, сделала неуязвимой, подвесив ребенка за пятку (первая мифологема) и погрузив его в адскую воду Стикса (Ср. D. Anzieu, 1984).Именно с этой мифологемы злосчастная до сего момента судьба Марсия оборачивается счастливой благодаря тому, что его кожа остается целой.Ч етвертая мифологема: нетронутая кожа Марсия еще в историческую эпоху хранилась у подножия цитадели Келены: она висела в пещере, откуда вытекала река Марсий, один из притоков Меандра. Фригийцы видели в ней знак воскрешения своего повешенного и обе- скоженного бога. Здесь, без сомнения, речь идет об интуитивном чувстве того, что персональная душа — некая психическая Самость — существует, пока телесная оболочка гарантирует ее индивидуальность.В эгиде Зевса сконцентрированы первая, третья, четвертая, пятая и шестая мифологемы. Спасенный хитростью своей матери от отцовского съедения, Зевс был вскормлен козой Амальтеей, которая прятала его, подвесив к дереву, и которая, умирая, передала ему свою шкуру для изготовления из нее оружия. Защищенная, в свою очередь, этой эгидой, его дочь Афина побеждает гиганта Палласа и забирает его кожу. Эгида служит не только превосходным щитом в битвах, но и способствует процветанию силы Зевса и претворению его особенной судьбы — стать хозяином Олимпа.П ятая мифологема, часто появляющаяся в ритуалах и легендах различных культур, при первом прочтении отсутствует в мифе о Марсии. Это в некотором смысле дополнение в негативе к четвертой мифологеме. Голова жертвы отрезана от остального тела (которое может быть сожженным, съеденным, захороненным в земле); голова бережно охраняется либо для устрашения врагов, либо для вызывания благосклонности духа смерти, увеличивается уход за тем или иным органом этой головы, ртом, носом, глазами, ушами…Эта пятая мифологема представляется построенной на следующей антиномии: либо сохраняется одна голова, отсеченная от тела, либо сохраняется вся кожа целиком, включая лицо и череп. Это не только связь между периферией (кожа) и центром (мозг), которая здесь разрушается или признается, это прежде всего связь между тактильной чувствительностью, распределенной по всей поверхности тела, и четырьмя другими внешними органами чувств, расположенными на лице. Индивидуальность личности, выраженная в четвертой
мифологеме, делающей акцент на возрождении (то есть, например, постоянный возврат осознания Самости при пробуждении), эта индивидуальность требует связывания различных чувственных качеств на этом основном континууме, предоставленном репрезентацией глобальной кожи.Если отсеченная голова хранится в неволе, тогда как остальное тело выброшено или уничтожено, дух смерти теряет всякую подлинную волю; он отдален от воли владельца головы. Быть самим собой — это, во-первых, иметь собственную кожу, а во-вторых — пользоваться ею как пространством, куда можно поместить свои ощущения.От врагов Зевса оберегала не только его эгида, но и установленная на ней ужасная голова Горгоны, которая их гипнотизировала. Направляемый бронзовым полированным щитом, который Афина держала над его головой, Персей смог победить медузу Горгону и обезглавить ее; в знак благодарности он отдал голову Афине, которая использовала ее для усиления мощи эгиды.Ш естая мифологема: под эмблемой этой подвешенной бессмертной кожи бога-флейтиста Марсия текут обильные воды бурной и шумной реки Марсий, гарантии жизни для края, и раскаты этой реки слышатся сквозь стены пещеры, создавая музыку, чарующую фригийцев.Метафора ясна. С одной стороны, эта река представляет собой влечение к жизни с его силой и очарованием. С другой стороны, энергия влечения кажется доступной только для тех, кто сохраняет целостность своей Я-кожи, опирающейся одновременно на сонорную оболочку и кожную поверхность.Седьмая мифологема: для региона река Марсий — также источник плодородия: она дает жизнь растениям, способствует воспроизводству животных и родовой деятельности у женщин.Здесь метафора также эксплицитна: сексуальное действие требует обретения базовой нарциссической безопасности, ощущения комфорта в своей коже.Миф о Марсии умалчивает о качествах кожи, стимулирующих сексуальное желание. Информацию нам дают другие мифы, сказки и фантастические рассказы: кожа матери, объект желания мальчика, проживается как в «Венере в мехах» (Захер-Мазох); кожа одержимого инцестом отца проживается его дочерью как в «Ослиной шкуре» (Перро).Избыток сексуального желания так же опасен для детородности, как и его отсутствие. Эдип, имевший излишество сделать своей матери четырех детей, подвергает Фебеса стерильности.
Восьмая мифологема: кожа Марсия, повешенная в пещере Келе- ны, оставалась чувствительной к музыке флейты и пению верующих; она вздрагивала при звуке фригийских мелодий, но оставалась глухой и неподвижной к ариям, исполняемым в честь Аполлона.Эта мифологема иллюстрирует то, что первоначальная коммуникация между младенцем и материнским, а также семейным окружением — это зеркало, одновременно тактильное и сонорное. Общаться — это прежде всего входить в резонанс, вибрировать в гармонии с другим.Здесь миф о Марсии завершается, однако другие мифы подводят меня к тому, чтобы предложить последнюю негативную мифологему.Заключительная негативная мифологема: кожа разрушается сама по себе или уничтожается другой кожей. Первый случай имеет в качестве аллегории роман «Шагреневая кожа» (Бальзак); индивидуальная кожа символически сужается пропорционально энергии, которую она способна истратить для своей жизни, и парадоксальным образом ее четкое функционирование приближается и приближает нас к смерти через феномен самоизноса. Второй случай — это случай кожи-убийцы, проиллюстрированный двумя известными греческими мифами: умышленно отравленные платье и драгоценности, которые Медея приказала отнести своей сопернице, сжигают ту, как только она покрывает ими свою кожу, а вместе с ней и прибежавшего на помощь ее отца, а также весь царский дворец; туника, по неведению отравленная Деянирой в крови и сперме коварного центавра Несса (злоупотребившего ею физически и морально), эта туника приклеивается к коже ее неверного мужа Геракла, и разогретый таким образом яд проникает в эпидерму героя и разъедает его; пытаясь содрать эту вторую разъедающую кожу, Геракл снимает с себя лоскуты своей собственной плоти; обезумев от боли, он не находит другого выхода освободиться от этой самодеструктивной оболочки, кроме как сжечь себя в огне костра, который его друг Филоктет из сострадания соглашается поджечь.Каково психологическое соответствие этой мифологемы? К фан- тазматическим атакам, случайно сопровождаемым переходом к акту против содержимого тела и мышления, уместно добавить понятия атак против контенанта, понятие обращения на контенант атак против содержимого и даже обращения контенанта против него самого, понятия, без которых нельзя объяснить мазохистическую проблематику. Первые восемь мифологем, сочетание которых составляет особенный миф о Марсии, являются каждая на свой манер местом аналогичной битвы, внутреннего конфликта, конфигурацию которого представляет состязание между Марсием и Аполлоном. 60ОткрытиеЭтот деструктивный поворот, мне кажется, имеет в качестве пары поворот креативный, заключающийся, как продемонстрировал Гийо- мен (Guillaumin, 1980), в воображаемом выворачивании кожи как перчатки, обращая при этом содержимое в контенант, пространство внутри — в ключ для построения пространства извне, внутреннее ощущение — в познаваемую реальность.Вернемся к роману Захер-Мазоха. Финальный эпизод романа «Венера в мехах» представляет вариант первой мифологемы о Марсии. Северин в укрытии наблюдает за сексуальной сценой между своей возлюбленной Вандой и ее любовником, Греком: таким образом, Северин будет наказан именно за желание вуайеризма, так же как Марсий за желание эксгибиционизма. Ванда подставляет крепко привязанного к колонне Северина под удары плети Грека подобно Афине, своим проклятием подвергшей Марсия на сдирание кожи Аполлоном. Впрочем, в греческих текстах подразумевается, что она присутствует на казни. Аналогия усиливается двумя другими деталями. Захер-Мазох описывает красоту Грека, сравнивая его с античной статуей юноши; это косвенный намек на то, что он красив как Аполлон. Последние фразы романа ясно выражают отречение Северина от своей мазохистической мечты: быть исхлестанным женщиной, даже переодетой в мужчину, еще допустимо; но «быть обескоженным рукой Аполлона» (такова предпоследняя строчка текста) каким-то крепким Греком под двусмысленной личиной переодетой женщины, каким-то Греком, действующим слишком сурово, — это уже никуда не годится. Наслаждение достигло своей невыносимой точки ужаса.Восемь мифоло
