Паттерны общения в семье и развитие ребенка
Предполагается, что каждое новое поколение получает в наследство от своей семьи груз семейных историй в виде множества стереотипных поведенческих моделей и незавершенных эмоциональных взаимоотношений, которые продолжают свою жизнь в лабиринтах «семейного бессознательного» и детерминируют поведение человека, мотивационные тенденции, выборы и способы реагирования в самых различных ситуациях.
Исследование межпоколенной передачи моделей поведения предпринимали многие психологи: А. Шутценбергер [9], Л. Сонди [5], Э. Берн [1] и др.[5]. Еще на заре возникновения психоанализа З. Фрейд в своих работах «Введение в психоанализ» (1917) и «Новые лекции по психоанализу» [6] развивал мысль о том, что индивидуальный опыт человека чаще всего носит отпечаток опыта, накопленного старшими поколениями, т.е. старшее поколение транслирует собственный опыт младшему. Ф. Дольто утверждала, что бессознательное матери и ее ребенка связаны между собой, и ребенок, скорее всего, предугадывает и чувствует вещи, которые относятся к его роду на протяжении достаточно большого количества поколений. М. Боуэн, создавая свою «Теорию Семейных Систем», представлял семью как целостную систему и старался увидеть и отразить те системные процессы, которые могут управлять эмоциональным поведением личности в дальнейшем [8].
Несмотря на достаточно большое количество работ по проблеме межпоколенной передачи семейных паттернов, до сих пор до конца не изученными остаются механизмы трансляции установок, способы усвоения и принятия этих установок, а так же существуют национальные особенности передачи поколенческого опыта, которые могут иметь место только в определенной этнической среде.
Паттерны (англ. Pattern, от лат. patronus – модель, образец для подражания, шаблон, стиль, узор, выкройка), т.е. устойчивые модели поведения, которые человек предпочитает использовать при взаимодействии с другими людьми, являются базовыми единицами бессознательного, выделенным автоматизмом.
Актуальность исследования заключается в том, что выявление паттернов семейных взаимоотношений позволяет их классифицировать, а так же задает направление для новых исследований в области семейной и гендерной психологии.
Для выявления и определения связи между паттернами взаимоотношений в родительской семье и полоролевыми установками женщин было проведено исследование, направленное на выявление и описание имеющихся паттернов поведения в каждом отдельном случае. Далее проводилось исследование влияния выявленных паттернов на дальнейшее полоролевое поведение женщины.
Объектом нашего исследования, таким образом, являются поведенческие паттерны, существующие в семье каждой из испытуемых и транслирующиеся в качестве собственного опыта родителями детям.
Предметом исследования является патологизация поведенческих паттернов, которые могут привести к нарушению полоролевых установок женщины, получившей в процессе воспитания в этой семье подобный деструктивный опыт. Исследование именно женщин было обусловлено тем, что они по статистике чаще, чем мужчины обращаются за психологической помощью, а так же для сужения области исследования.
Гипотезы исследования:
1. Предполагается, что семейные сценарии имеют в своей основе поведенческие паттерны, заимствованные из родительской семьи.
2. Патологические поведенческие паттерны оказывают негативное влияние на формирование полоролевого поведения женщины, что создает ей сложности в установлении близких партнерских отношений с противоположным полом.
Целью данного исследования является выявление проблемных паттернов взаимоотношений в родительской семье и определение степени их влияния на формирование полоролевых установок женщин.
Задачи исследования:
– провести диагностику испытуемых с целью выявить общие характеристики в личностно-психологической структуре испытуемых;
– выявить паттерны взаимоотношений в родительской семье испытуемых;
– выявить трансляцию паттернов взаимоотношений родительской семьи в семейную
жизнь испытуемых;
– выявить связь между семейными паттернами и полоролевыми установками у женщин;
В качестве методов исследования были использованы: разработанная нами схема наблюдения, беседа, рисунок несуществующего животного (РНЖ) [3] и метод портретных выборов (тест Сонди) [4].
В исследовании приняли участие 18 женщин в возрасте от 24 до 57 лет, различных профессий (экономисты, бухгалтеры, соцработники, медсестры, продавцы, преподаватели), различного образования (от среднего до двух высших, технического, экономического и гуманитарного профиля), семейного (замужние, разведенные, состоящие в гражданском браке) и социального положения (пенсионерки, студентки, руководители, исполнители).
Исследование проводилось в соответствии со следующей схемой: проводилась первичная консультация, затем диагностика испытуемых и затем две индивидуальные консультации с целью уточнить полученные результаты, глубже изучить состояние пациентов и их личностные особенности. С каждой пациенткой проводилась индивидуальная работа, в результате которой была получена клиническая картина, сформулирован запрос, с которым поступили пациентки в клинику. Далее был проведен качественный анализ полученных результатов для описания зависимости полоролевых установок женщин от семейных паттернов. Анализировался также и механизм передачи полоролевых установок из поколения в поколения.
В процессе исследования было выделено три группы поведенческих паттернов в родительской семье испытуемых, которые могли повлиять на полоролевые установки женщин:
«Жена – диктатор». Жена проявляет публичное неуважение к мужу, обесценивает его как мужчину и как главу семьи, критикует, оскорбляет, ставит в пример других мужчин, демонстрирует презрение, заостряет внимание детей на слабостях отца. В свою очередь отец чаще всего злоупотребляет алкоголем, заранее занимает вторые роли в семье, перестал сопротивляться нападкам супруги. У детей с отцом гораздо ближе эмоциональная связь, они любят его за доброту, некоторую бесконтрольность и свободу в воспитании.
Женщина, вырастая в таких условиях, испытывает трудности в установлении близких партнерских отношений с мужчинами, стремится найти опору и поддержку в муже, но имея установки на обесценивание мужчин, вызывает конфликтные ситуации, провоцирует ссоры, старается доминировать, но получив определенные права, не знает, что с ними делать. Невозможность компенсировать возникший диссонанс приводит к разводам, обесцениванию мужчин в целом, трансляцию данного паттерна своим детям.
«Женщина-сын». Один из родителей или оба, хотели мальчика, но родилась девочка, и ее воспитывают по мужскому образу. Стараются привить такие качества, как сила воли, стремление к лидерству, бескомпромиссность, дают установку на самостоятельное выживание в сложном и полном опасности мире, одобряют агрессивное поведение при достижении цели. Девочку редко одевают в платье, приветствуется мужской стиль поведения, коротко стригут волосы ребенку. Ребенок в такой семье легко управляется с инструментами, дружит в основном с мальчиками, может проявлять неуважение к девочкам.
Женщина из такой семьи испытывает трудности в установлении близких партнерских отношений с мужчинами, ей трудно преодолеть барьер между дружескими и интимными отношениями, со стороны мужчин она видит к себе отношение как «к своему парню». Кроме того, существует идеальный образ мужчины, похожего на отца, что усложняет взаимоотношения с противоположным полом, т.к. происходит постоянное сравнение реального и идеального образов, приводящее к обесцениванию взаимоотношений, если реальный мужчина не соответствует идеалу.
«Мать-одиночка». Родительская семья разрушилась по разным причинам – развод, смерть мужа, в результате которых жена остается с маленьким ребенком, переводя все внимание полностью на него. Все время и силы мать тратит только на дочь или нескольких детей, мужчины в доме появляются редко из-за страха ревности детей, из-за мыслей, что мужчине будут не нужны чужие дети и т.д. Ребенок ощущает дефицит мужского внимания, испытывает переизбыток материнского, видит полную самоотдачу матери.
Женщина из такой семьи испытывает сложности в установлении близких партнерских отношений с мужчинами, т.к. у нее отсутствует пример установления таких отношений. Ей гораздо проще представить, как жить без мужчины, она знает законы выживания матери-одиночки. Она полностью перенимает модель поведения матери в случае, если возникает сходная ситуация. Даже если семья не распадается, то в определенный момент супруги теряют эмоциональную связь и проживают в одной квартире как соседи.
Таким образом, проведенное нами исследование выявило проблемы, связанные с нарушением полоролевых установок женщин, проблемы в их личной жизни и сложности в установлении близких партнерских отношений с противоположным полом.
Обобщая полученные результаты исследования, можно сделать следующие выводы:
1. Испытуемые женщины, которые воспитывались в семье с трансформированными полоролевыми поведенческими паттернами, в своей последующей взрослой жизни испытывают трудности в установлении прочных близких отношений с противоположным полом – сложности в общении с мужчинами, отсутствие постоянного партнера, разводы, отношения не соответствуют ожиданиям и т.д.
2. Испытуемые женщины, которых воспитывали в семье с трансформированным полоролевым поведением, впоследствии испытывают сложности с половой идентификацией и у них отсутствуют четкие полоролевые установки, например «Мать-одиночка» абсолютно уверена, что может заменить ребенку отца, стремится проявлять мужское поведение, сыграть одновременно обе роли. «Жена-диктатор» принижая роль мужа так же пытаются взять на себя мужские функции, считая, что если она это не сделает, то не сделает никто, принимает на себя роль мужчины.
3. Заимствованный паттерн полоролевого поведения может внешне иметь иную форму, но, по сути, остается прежним, например в семье «Жены-диктатора» не обязательно муж алкоголизирован, но принижение его роли все-равно прослеживается;
4. Испытуемые женщины, которых воспитывали в семье с трансформированным полоролевым поведением, сознательно испытывали страх повторения семейного сценария, но на подсознательном уровне повторяли его и когда, по прошествии времени, осознавали это, испытывали панику, чувство бессилия что-либо изменить, депрессивное состояние.
Для исследования поведенческих паттернов был выбран качественный подход, т.к. он предполагает более глубокий психологический анализ мира, явлений в нем, а так же самой личности. Однако для доказательства наличия связи между поведенческими паттернами в родительской семье и трансформацией полоролевого поведения женщин необходимо провести количественный анализ, который может, во-первых, выявить другие виды поведенческих паттернов, а во-вторых, откинуть дополнительные переменные, оказывающие влияние на формирование полоролевых установок у женщин, такие как, семейные паттерны мужчин, с которыми женщины образуют пары, наличие и количество детей, количество браков, возраст партнеров, продолжительность отношений, условия проживания и т.д.
В дальнейшем предполагается вести исследование проблемы установления взаимосвязи между паттернами взаимоотношений в родительских семьях и полоролевыми установками женщин по следующим направлениям: исследовать влияние на формирование полоролевых установок, степень осознания и принятия женщинами семейных паттернов и сценариев, поиск психотерапевтических действий и методов реабилитации при обращении женщинами за психологической помощью. Кроме того, аналогичное исследование необходимо провести с мужчинами.
Список используемой литературы:
1. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений; Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы: М, 1988
2. Витек К. Проблемы супружеского благополучия. М., 2006.
3. Романова Е. В. Проективные графические методы. СПб, 2001.
4. Собчик Л. Н. Модифицированная методика Сонди (Тест восьми влечений). СПб, 2002.
5. Сонди Л. Судьбоанализ. М., 2007.
6. Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1991. С. 369-385.
7. Хорни К. Женская психология. СПб., 1993. С. 76-87.
8. Шнейдер Л. Б. Семейная психология. М., 2007.
9. Шутценбергер А. А. Синдром предков. Трансгенерационные связи, семейные тайны, синдром годовщины, передача травм и практическое использование геносоциограммы, М., 2001
Авторы: Федорова Евгения Викторовна, кандидат психол. наук, доцент
Вайсман Сергей Ефимович, аспирант-соискатель
Гуманитарный университет, Екатеринбург
Источник
Предлагаем вашему вниманию интервью с Натальей Леонидовной Плешковой. Наталья Леонидовна — старший преподаватель факультета психологии СПбГУ (специализация «Клиническая психология младенческого и раннего возраста»), психолог службы ранней помощи Центра интегративного воспитания ДОУ 41, эксперт по оценке взаимодействия детей и взрослых российско-американского проекта «Влияние изменения социального окружения на развитие детей раннего возраста», проводимого в домах ребенка Санкт-Петербурга, сертифицированный эксперт по использованию метода оценки привязанности у детей раннего возраста и их матерей.
— Наталья Леонидовна, на III саммите профессионалов «Успешные психологи: обмен опытом» вы провели мастер-класс «Отношения привязанности матери и ребенка и их влияние на последующее развитие личности» и рассказали участникам о своем опыте. Вы также являетесь экспертом по использованию метода оценки привязанности у детей раннего возраста и их матерей. Расскажите, пожалуйста, о том, с чего начался ваш интерес к теории привязанности?
— Во время обучения на факультете психологии СПбГУ я слушала курс лекций Р. Ж. Мухамедрахимова, посвященный теории привязанности. Мне показалось интересным, что уже к годовалому возрасту ребенка психологи могут увидеть, анализируя его поведение, как именно ребенок приспособился к общению со своей мамой. К этому времени у ребенка уже сформирован определенный тип привязанности и можно понять, каким будет его дальнейшее эмоциональное развитие. Когда я стала изучать теорию привязанности, я поняла, что это очень глубокое направление в психологии. Условия, в которых ребенок находится в раннем возрасте, очень важны в контексте всей его дальнейшей жизни, специалисту нужно учиться не один год, чтобы, работая с детьми, распознавать типы привязанности (их также называют паттернами привязанности) и, если это необходимо, оказывать психологическую помощь семье, благодаря которой небезопасные паттерны привязанности ребенка могут измениться. Это требует от психолога вдумчивого наблюдения, в том числе, и за собой.
— Какие паттерны привязанности можно определить у ребенка в младенческом возрасте?
— Давайте начнем издалека. Термин «привязанность» описывает качество отношений матери и ребенка. Джон Боулби, создатель теории привязанности, выдвинул гипотезу, что поведение привязанности (сосание, плач, цепляние, улыбка, следование) активизируется в ситуациях, когда ребенок чувствует дискомфорт. Младенец демонстрирует матери свои потребности, чтобы она помогла ему удовлетворить их. Если мать интуитивно распознает потребность, которая стоит за поведением ребенка, и удовлетворяет ее, ребенок учится доверять матери. В дальнейшем он также будет обращаться к ней за поддержкой и утешением. Но если мать по каким-то причинам не может адекватно отреагировать на потребности ребенка, младенец получает опыт нечувствительности со стороны матери, поскольку она не может его утешить, в этом случае любой ребенок будет либо стараться успокоиться самостоятельно либо найти какой-то способ получить необходимую поддержку матери. У детей младенческого возраста встречаются такие способы совладания с дистрессом, как сдерживание плача или наоборот, его увеличение, усиление сигналов беспокойства, пассивность, некоторые соматические проявления.
Таким образом, чувствительность матери к сигналам ребенка является основой для формирования определенных паттернов привязанности. В 1978 году Мэри Эйнсворт описала их в своей книге «Паттерны привязанности». Впоследствии теорию привязанности развивали ее ученики – Мэри Мэйн, Джудит Кассиди, Патриция Криттенден и другие. Я использую классификацию Мэри Аинсворт и Патриции Криттенден. Были выделены следующие группы паттернов привязанности: безопасный паттерн привязанности (отношений с матерью); паттерн привязанности избегающего вида и тревожно-сопротивляющегося (амбивалентного) вида. Также, согласно классификации П. Криттенден, у детей двенадцати месяцев можно наблюдать вынужденное заботливое и послушное поведение по отношению к матери и/или агрессивное и беспомощное поведение; Мэри Мэйн и ее коллеги относят такое поведение привязанности к дезорганизованному типу.
Мэри Эйнсворт предложила метод «Незнакомая ситуация», который позволяет оценить качество отношений привязанности между матерью и ее ребенком. Суть метода в том, чтобы создать для ребенка условия легкого стресса, поскольку поведение привязанности у людей активизируется в стрессовых ситуациях. Стресс создается с помощью двух разлучений и двух воссоединений с матерью, а также кратковременного присутствия в комнате незнакомой женщины. На основании того, как ребенок себя ведет и какова динамика его поведения, психолог делает вывод о том, какой именно способ саморегуляции ребенок выбирает.
К сожалению, книга Мэри Эйнсворт на русском языке не опубликована и тех российских психологов, которые интересуются ее теорией и методом, приходится отсылать к англоязычным изданиям*. В России сейчас также нет возможности пройти специальное обучение по методике Мэри Эйнсворт, я училась определять паттерны привязанности за рубежом, у Патриции Криттенден, которая развивает данную теорию и обучает методу.
— Мэри Эйнсворт изучила паттерны привязанности ребенка. Изучены ли ею также особенности поведения родителей, на которые ребенок реагирует, формируя определенный паттерн привязанности?
— Да, особенности поведения родителей описаны в книге Эйнсворт, а также в другой англоязычной литературе, посвященной теории привязанности. На русском языке в 2008 году вышла монография под редакцией Р. Ж. Мухамедрахимова «Эмоции и отношения человека на ранних этапах развития» (издательство СПбГУ). В ней представлены теоретические и экспериментальные исследования развития эмоций и отношений человека на ранних стадиях его развития. Там есть несколько моих статей и статья моей коллеги В.О. Аникиной, посвященные привязанности взрослых людей. В них мы рассказываем о том, какое поведение и реакции должны быть у матери, чтобы у ребенка сформировался тот или иной паттерн привязанности.
— Роль помогающего специалиста, который может помочь семье оценить степень неблагополучия, является важной?
— Несомненно. Не всем практикующим специалистам нужно быть экспертами по оценке паттернов привязанности, но, наверное, многим необходимо иметь информацию о том, какие признаки неблагополучия бывают и понимать, что за этими признаками скрывается определенная стратегия привязанности, которая влияет на поведение ребенка. На явные признаки неблагополучия (агрессивное поведение, постоянный плач и так далее), наверняка обратят внимание все. Но, например, беспорядочное дружелюбие, которое тоже является признаком психологического неблагополучия ребенка, может остаться незамеченным как родителями, так и многими специалистами-психологами. Беспорядочное дружелюбие свойственно детям, у которых можно выявить паттерн привязанности по оказанию родителям так называемой вынужденной заботы. Выявив признаки, свойственные этому паттерну, психолог может искать способы помощи семье.
Я считаю, что уметь определять признаки неблагополучия необходимо, но недостаточно. Оказание помощи – сложный процесс, который не сводится к тому, что психолог, заметив какое-то неблагополучие, должен сразу же бросаться родителям ребенка рассказывать, как это плохо и страшно. Ведь можно так предложить свою помощь, что ситуация только усугубится или родитель почувствует себя некомпетентным. Мне кажется, важно осознавать, что никто не виноват в том, что ребенок именно таким способом приспособился к общению со своей мамой и мама не виновата в том, что она такая.
— Насколько в работе с маленькими детьми существенен фактор времени?
— Фактор времени важен, мы в службе ранней помощи сталкиваемся с тем, что чаще всего обращаются с вопросами родители детей в возрасте от 1,5 — 2 лет, когда дети уже активно проявляют себя, и вопросы родителей касаются развития детей – их речи и познавательной сферы. Помимо задержки речевого развития или каких-то других проблем, с которыми обратился родитель, мы можем увидеть у ребенка признаки другого, скрытого неблагополучия, которое как раз и вызывает задержку речевого развития. Два года – это значительный возраст для человека, поскольку к двум годам ребенок уже имеет больший жизненный опыт, привычки, способы выражения себя, нежели когда ему полгода. Помочь двухлетнему бывает сложнее, чем шестимесячному, но это не значит, что помощь невозможна.
Я хочу опять вернуться к тому, о чем говорила раньше: в первую очередь, помощь должна быть уместной и своевременной. Лучше работать с семьей, которая осознала и почувствовала, что есть трудности, когда ребенку два года, чем навязчиво пытаться «причинить помощь» семье, когда ребенку полгода. Исключение составляют случаи насильственного, грубого обращения с ребенком или психического заболевания родителя, когда действительно есть угроза здоровью (физическому и психическому) и жизни ребенка. Тогда нужно думать, как установить контакт с семьей, чтобы она смогла принять помощь. Но, если речь идет о среднестатистической семье, я предпочитаю работать с детьми более старшего возраста, потому что их родители часто более заинтересованы в сотрудничестве, в совместной работе со специалистом-психологом.
— Раннее вмешательство – по отношению к ребенку или к родителям?
— К семье в целом. В зависимости от трудностей ребенка можно использовать разные подходы, например, если мы имеем дело с ребенком с особыми потребностями, который нуждается в педагогической помощи, то помощь в данном случае будет направлена больше на работу с ребенком. Если трудности ребенка в большей степени связаны с психологическими аспектами, с эмоциональными трудностями, психолог, который работает в службе раннего вмешательства, будет концентрироваться на работе с родителями. Конечно, когда ребенок очень маленький, в фокусе внимания специалиста должен быть либо самый близкий ребенку взрослый, либо те способы, с помощью которых взрослый строит взаимоотношения с ребенком.
— У детей в домах ребенка тоже формируются каким-то образом паттерны привязанности. Это изучено?
— Мной и моим научным руководителем Р. Ж. Мухамедрахимовым это изучено до некоторой степени. К сожалению, в домах ребенка практически не встречаются паттерны, которые свидетельствуют о достаточно благополучном окружении. Если в семьях относительно безопасные паттерны привязанности имеют 50% детей, то в обычных домах ребенка относительно безопасные паттерны вообще не встречаются. В Санкт-Петербурге есть два дома ребенка (№3 и №13), в которых, благодаря программе модернизации системы домов ребенка, разработанной сотрудниками факультета психологии СПбГУ (Р. Ж. Мухамедрахимовым, О. И. Пальмовым), коллегами из университета Питтсбурга (США) К. Гроак и Р.МакКоллом, были изменены условия проживания детей. В настоящее время, благодаря персоналу этих учреждений, в них поддерживается атмосфера достаточной безопасности и отзывчивости к потребностям детей. В этих домах ребенка мы можем встретить относительно безопасные паттерны привязанности, но таких паттернов у детей из дома ребенка все равно будет меньше, чем в семьях, потому что даже самый хороший дом ребенка все-таки имеет свои ограничения. Больше узнать о том, что именно было сделано в домах ребенка можно, прочитав статью**, опубликованную в журнале «Дефектология».
Мне кажется, важно помнить о том, что некоторые дети и в семьях имеют ту же самую психологическую организацию, как и дети в домах ребенка. Я очень сильно не разделяю «семейных» детей и детей из домов ребенка, потому что и у тех, и у других на приеме часто можно увидеть одни и те же трудности. Семья для меня не является панацеей психологического благополучия. Сейчас я все больше прихожу в своей профессиональной позиции к тому, что чем жестче мы выбираем для себя какую-то канву, тем больше мы себя ограничиваем в понимании того, что же на самом деле происходит с родителями и с ребенком. Специалист, мне кажется, должен быть готов ко всему. Когда он допускает, что может встретиться с любой ситуацией, он будет лучше диагностировать. Соответственно, чем точнее он диагностирует реальные трудности, тем эффективнее он сможет оказать помощь.
— Ребенок растет и меняется. Изучено ли то, как развивается тот или иной паттерн привязанности во времени?
— За рубежом проводились лонгитюдные исследования, насколько мне известно, развитие ребенка в таких исследованиях прослеживалось до двадцати лет. У меня лично пока достаточно небольшая выборка: удалось наблюдать детей от раннего до дошкольного возраста. К счастью, ребенок растет и благодаря этому получает все больше возможностей приспособиться к своему окружению. Паттерны привязанности меняются, они могут развиваться в сторону сохранения базового паттерна, но так бывает не всегда. Некоторые дети в процессе развития обнаруживают, что стратегия вынужденной заботы им, конечно, помогает приспособиться в отношениях с мамой, но если они начинают еще и притворяться беспомощными, например, используя стратегию притворной беспомощности, то им удается приспособиться еще лучше. Тогда в более старшем возрасте они могут изменить свой паттерн привязанности. Это возможно.
Встречается и другой вариант – та ситуация, которую годовалый ребенок не мог разрешить благополучным способом, успешно им решается в три года. Есть примеры того, как ребенок, не имея безопасного паттерна привязанности, смог его обрести, став старше. Вектор развития паттерна не всегда можно определить по симптомам. Например, если ребенок до года все время плачет, а потом становится более спокойным, это не обязательно значит, что он стал эмоционально благополучным. Психолог должен ответить на вопрос – как именно ребенок перестал плакать? Когда он не плачет, он в этот момент напряжен, не может играть, оцепенел, или, наоборот, занимает себя игрой и может открыто сказать о своих потребностях? Если ребенок напряжен, то такое «неплаканье» должно больше встревожить специалиста, чем открытый плач. Я бы старалась в данном случае понять – ребенок просто не плачет или он действительно успокоился? Это ведь разные вещи.
— Насколько информация о паттернах привязанности может быть полезна психологам, которые работают со взрослыми людьми?
— Существует метод «Интервью по привязанности у взрослых». Его разработала ученица Мэри Эйнсворт – Мэри Мэйн. Специально составленные вопросы и способ анализа речи позволяют выявить определенный тип психологического функционирования и жизненной стратегии взрослого, аналогичный типу привязанности у ребенка. Анализ ответов взрослого на вопросы о детском опыте строится не только на том, что человек говорит, но и на том, как он говорит. Чтобы видеть стратегии привязанности у взрослого, научиться их осознавать и проводить такое интервью, необходимо пройти специализированное обучение, которое, к сожалению, невозможно в нашей стране. Специалисты, работающие ос взрослыми, могут успешно пользоваться информацией о паттернах, но не для того, чтобы точно определить паттерн привязанности (без обучения это невозможно), а для того, чтобы заметить соответствующие маркеры (которые будут подобны тем, которые мы видим у ребенка). Например, если взрослый говорит о том, что у него было прекрасное детство, но не может вспомнить ни одного примера, скорее всего, он ненамеренно предоставляет ложную информацию. Любой профессионал может тренировать наблюдательность, присматриваясь к тому, как человек говорит. Ответ на вопрос «как?» зачастую дает больше информации, чем ответ на вопрос «почему?». Если специалист умеет видеть за словами еще что-то, он получает важную информацию. То, как взрослый отвечает на вопросы, как он участвует в интервью, является эквивалентом того, как ребенок ведет себя в незнакомой ситуации и можно проследить те же самые стратегии поведения. На этом основании было выдвинуто предположение, которое удалось подтвердить во многих исследованиях – стратегия, выработанная в раннем детстве, может сохраняться в течение жизни.
— Стратегия, выработанная до года, является ведущей стратегией?
— Иногда человек всю жизнь проживает, используя стратегию, приобретенную в раннем детстве. Она может меняться, если жизнь заставит человека обрести другие формы саморегуляции. Это может быть какое-то трагическое или, наоборот, счастливое событие. Например, если ребенка, который жил в детском доме, усыновили чувствительные и доброжелательные люди, то было бы странно в изменившейся ситуации по-прежнему использовать те же самые модели поведения для саморегуляции. Но ситуации, которые заставляют изменить ведущую стратегию, как правило, случаются достаточно редко. Для изменений необходимо осознание того, что старая стратегия мешает и нужно попробовать что-то еще.
Специалист должен взять на себя ответственность за предоставление информации о паттернах в той форме, в которой клиент сможет ее усвоить. Это зависит от профессиональной позиции. Есть психологи, которые нормально относятся к тому, чтобы просто дать информацию или рассказать, как надо делать, как будто они лучше знают, что нужно клиенту. Я придерживаюсь другой позиции и стараюсь, если у меня возникают порывы учить клиента, осознать это и избегать подобных вмешательств. В этом случае клиент может, благодаря тому, что специалист не оказывал на него давления, не вынуждал принимать «правильные» решения, получить ценный опыт доверительного общения с другим человеком.
— Есть такая ходячая народная мудрость: «если детство ребенка было счастливым, то потом, что бы с ребенком ни происходило в жизни, он будет психологически устойчив и успешно справится с возникающими трудностями». Вы согласны с ней?
— Я думаю, да. Я заочно дискутирую с Патрицией Криттенден, отвечая на вопрос «кому эффективней удалось бы выжить в контрационном лагере – человеку, который имеет безопасный паттерн привязанности или человеку, который имеет паттерн вынужденной послушности»? Она считает, что в таких условиях больше шансов выжить имеет человек с паттерном вынужденной послушности, потому что там жизнь заставляет человека быть сдержанным, скрывать свои чувства и потребности. Но, на мой взгляд, человек, имеющий безопасный паттерн привязанности тоже мог бы эффективно выживать в подобных условиях, ведь он способен осознавать себя, свою позицию, потребности и чувства, при этом он может видеть, где уместно их выражать, а где это может быть опасно, в том числе и для жизни. Человек с безопасным паттерном привязанности может приспосабливаться к ситуации, быть гибким и осознанно менять свое поведение. Поэтому он также сможет успешно приспособиться к самым разным (и даже экстремальным!) условиям.
Ссылки:
* — Ainsworth M.D.S., Blehar M., Waters E., Wall S. Patterns of attachment: A psychological study of the Strange Situation. Erlbaum.1978.
** — Мухамедрахимов Р.Ж., Пальмов О.И, Никифорова Н.В., Гроак К.Я., МакКолл Р.Б. Изменение социального окружения в домах ребенка: программа раннего вмешательства//Дефектология, 2003. №4, С.44-53
Беседовала Юлия Смирнова
Источник
