Аффективное развитие ребенка раннего возраста

Аффективное развитие ребенка раннего возраста thumbnail

Е.Р. Баенская ФГНУ «Институт коррекционной педагогики» Российской академии образования, Москва

Синдром раннего детского аутизма оформляется окончательно к 2,5 – 3 годам. В этом возрасте психическое развитие аутичного ребенка имеет уже выраженный искаженный характер (В.В.Лебединский, 1985).

Несмотря на неоднозначность представлений об этиологии раннего детского аутизма, большинство авторов едины в признании характерных особенностей психического развития аутичного ребенка, проявляющихся уже на самых ранних его этапах (L.Kanner, 1943; B.Fish, 1971, 1978; L.Wing, 1976; В.М. Башина, 1980, 1999; В.Е. Каган, 1981; C. Park, 1982; О.С.Никольская, 1985; F.Volkmar, 1986; К.С. Лебединская, 1987; 1991; В.В. Лебединский, 1996; М.К. Бардышевская, 2002, 2003 и др.).

В зарубежных исследованиях, ориентированных на выявление ранних признаков аутизма, преобладает представление о том, что в первую очередь они обнаруживаются в своеобразии эмоционального и социального развития ребенка, которое может проявляться со всей очевидностью после 18 месяцев (Р. Mundy, М. Sigman, 1989; G. Dawson, А. Lewy, 1989; С. Lord, 1991; S. Lister, 1992, D.J. Johnson, 1992, S. Baron-Cohen, J. Allen, С. Gillberg, 1992).

В результате ретроспективного анализа историй развития детей с аутизмом, проведенного в работах О.С. Никольской (1985), К.С. Лебединской (1987), Е.Р. Баенской (1990, 2000), М.К. Бардышевской (2003), О.С. Аршатской (2005), И.Е.Гусевой (2010) был выделен ряд особенностей аффективного развития, отражающих характерное для аутистического дизонтогенеза стойкое сочетание нарушения активности и снижения порога аффективного дискомфорта во взаимодействии с окружающим уже на первом году жизни ребенка.

Рассмотрим подробнее эти обобщенные данные и проследим динамику ранних трудностей аффективного развития ребенка, искажающих ход психического онтогенеза.

Особенности аффективного развития при формирующемся синдроме детского аутизма в период младенчества

Нарушения ранних форм взаимодействия с матерью

При благополучном развитии уже с первых дней жизни младенец демонстрирует врожденные формы поведения, имеющие очевидный адаптивный смысл – вступить во взаимодействие с матерью. При искаженном дизонтогенезе признаки аффективного неблагополучия могут проявляться уже на самых ранних этапах развития ребенка в дефицитарности или невыраженности этих первых попыток «пристраивания» к маме и реагирования на ее воздействия. Рассмотрим наиболее характерные из них:

Невыраженность или отсутствие антиципирующей позы (протягивание ручек к наклонившемуся взрослому)

В норме антиципирующая поза является одним из наиболее рано демонстрируемых адаптивных актов. У младенцев с угрозой неблагополучного аффективного развития ее невыраженность свидетельствует о ранних признаках пассивности во взаимодействии с близким человеком и соответствует отсутствию стремления быть на руках матери и наличию характерного переживания неудобства, неловкости, напряженности, дискомфорта в этом положении.

Выраженные трудности приспособления к рукам матери

Трудности, наблюдаемые у аутичных детей, могут обнаруживаться в том, что младенец не принимает естественной, комфортной позы: либо проявляет аморфность (как бы «растекается» на руках), либо, напротив, чрезмерную напряженность, негибкость, неподатливость (держится «как столбик»); не пытается обхватывать маму за шею.

Матери нередко бывает трудно найти какую-то удобную и для нее и для ребенка позицию при кормлении, при укачивании, сложно бывает его приласкать. Чаще такие проблемы возникают с детьми, которые проявляют особую чувствительность к тактильным стимулам (выражают неудовольствие при прикосновении, поглаживании, объятиях, тяжело переносят одежду и т.д.)

Недостаточность фиксации взгляда на лице матери и его исследования

В норме для младенца человеческое лицо, особенно выразительное и «говорящее», является самым сильным и эмоционально значимым раздражителем. Уже в первый месяц жизни ребенок может проводить большую часть бодрствования в глазном контакте с матерью. Общение с помощью взгляда является основой для развития последующих форм коммуникативного поведения.

Одним из наиболее характерных признаков аутистического дизонтогенеза являются сложности установления глазного контакта, либо его непродолжительность. Взгляд малыша трудно бывает поймать не потому, что он вообще его не фиксирует, а потому, что смотрит как бы «сквозь», мимо глаз, хотя иногда можно поймать на себе его мимолетный острый взгляд. Наблюдаемая особенность связана с особой чувствительностью такого ребенка к социальным стимулам (прежде всего, взгляду), моментальным наступлением пресыщения в глазном контакте, что и создает такое специфическое ощущение скользящего, непрямого взгляда. Характерно, что когда малыш находится на руках у мамы, он не стремится заглянуть ей в лицо, не исследует его.

С недостаточностью внимания и интереса к материнскому лицу связаны и трудности дифференциации его выражений (в норме младенец уже в первом полугодии хорошо различает и перенимает выразительные оттенки эмоциональных реакций близких), отсутствие их имитации. Может отмечаться и неадекватная реакция на эмоциональное выражение другого. Например, ребенок может заплакать при смехе близкого взрослого или засмеяться при плаче другого человека. По-видимому, это происходит из-за ориентации в большей степени на интенсивность раздражения, а не на его качество (знак эмоции — отрицательный или положительный), что характерно для самых ранних этапов нормального развития. С указанными особенностями связаны трудности эмоционального заражения, недоразвитие ранних форм подражания.

Трудности выражения своего аффективного состояния

Как известно, для адаптации малыша необходима и способность выражать свое эмоциональное состояние, делиться им с близким. Обычно в норме она появляется уже после двух месяцев. Мать прекрасно понимает настроение своего ребенка, и поэтому может управлять его состоянием: утешить, снять дискомфорт, развеселить, успокоить.

В случае аутистических тенденций развития даже опытная мама, имеющая старших детей, может затрудняться в понимании оттенков его эмоционального состояния. Плач часто не приобретает дифференцированного характера, не меняется интонационно. Характерны также перепады настроения, отсутствие выражения радости (вместо него – возбуждение или экзальтированность). При формировании наиболее глубоких вариантов аутизма иногда отмечается дефицитарность даже самых ярких эмоциональных проявлений – например, ребенок не умеет плакать.

Задержка в появлении улыбки и/или ее ненаправленность на близкого человека

Известный феномен «заражения улыбкой» наблюдается уже явно после двухмесячного возраста, и, примерно к трем месяцам, развивается в «комплекс оживления» — первое направленное коммуникативное поведение младенца, когда он не только радуется при виде взрослого (повышается двигательная активность, гуление, удлиняется продолжительность фиксации лица взрослого), но и активно требует общения, и расстраивается, если взрослый недостаточно реагирует на его обращения.

При трудностях аффективного развития, характерных для аутичного ребенка, улыбка может появляться вовремя, но адресоваться не столько близкому человеку, сколько вызываться другими избирательно приятными ребенку впечатлениями (физическим тормошением, музыкой, светом лампы, красивым узором на халате матери и т.д.).

Может не возникать своевременно или вообще не быть выражено «заражение улыбкой». Но и в тех случаях, когда ребенок улыбается в ответ на улыбку мамы, он обычно не инициирует непосредственного эмоционального общения, слабо поддерживает или чрезмерное дозирует его — быстро пресыщается, отстраняется от взрослого, который пытается продолжить взаимодействие.

В связи с этим согласование ритма взаимодействия дается маме особенно трудно. Близкие научаются понимать и выполнять требования детей скорее в «серьезных» ситуациях ухода и кормления, разрабатывают приемы, помогающие ребенку пережить дискомфорт, но не ощущают, насколько нужны ему тогда, когда все в порядке – просто для общения, игры.

Особенности начальных этапов формирования отношений привязанности

Центральным образованием ранних этапов психического развития ребенка являются отношения привязанности. Именно на основе их формирования налаживается и постепенно усложняется система отношений малыша с миром.

Перечисленные выше особенности аффективного развития, безусловно, свидетельствуют о нарушении предпосылок формирования нормальной привязанности ребенка к матери. Особая сензитивность к тактильному и зрительному контакту, пассивность в первых взаимодействиях (отсутствие позы готовности, исследования лица матери), трудности непосредственного эмоционального заражения не могут не оказывать негативного влияния на формирование устойчивых избирательных эмоциональных отношений с близкими.

Наиболее показательными признаками нарушения привязанности являются неспособность ребенка своевременно выделять среди окружающих людей «своих», и очевидно предпочитать одного из ухаживающих за ним людей, обычно – мать. В этом случае у малыша отсутствует и переживание разлуки с мамой.

Иногда нарушения привязанности у детей с аутизмом проявляются в таких тонких особенностях, что родители могут достаточно долго не замечать неблагополучия в складывающихся с малышом отношениях. Например, формально он может вовремя выделять близких людей и очевидно узнавать мать, предпочитать ее руки, требовать ее присутствия. Вместе с тем качество и характер преобразования этих первичных форм аффективного взаимодействия в более сложные, активные и развернутые проявления эмоционального контакта с матерью могут быть совершенно особыми.

Приведем ниже некоторые характерные варианты нарушения формирования отношений привязанности:

  • Возможно формирование сверхсильной привязанности к одному лицу на уровне симбиотической связи, наблюдаемой и в норме в первые месяцы жизни младенца. При этом складывается впечатление, что ребенок физически неотделим от матери. Такая привязанность проявляется, прежде всего, только как негативное переживание отделения от матери. Часто малыш просто не в состоянии выпустить маму из своего поля зрения.
    Малейшая угроза разрушения этой связи может спровоцировать у ребенка катастрофическую реакцию на соматическом уровне. Например, у семимесячного ребенка при уходе матери на несколько часов (при том, что он оставался с постоянно живущей с ними бабушкой) поднималась температура, возникали рвота и отказ от еды. Вместе с тем, при такой тяжелой реакции младенца даже на непродолжительную разлуку с матерью, он может не демонстрировать свою привязанность в комфортных условиях. Когда мама была рядом, он не вызывал ее на общение, совместную игру, не пытался поделиться с ней положительными переживаниями или пожаловаться, не откликался на ее обращения.
  • Другое, также характерное поведение, свидетельствующее о недостаточности формирования привязанности — раннее выделение матери, по отношению к которой ребенок может проявлять сверхсильную положительную эмоциональную реакцию, но очень дозированную по времени и возникающую только по его собственному побуждению. Малыш может иногда выразить восторг, подарить матери «обожающий взгляд». Но такие кратковременные и единичные моменты страстности, выражения любви сменяются более характерными периодами индифферентности, когда ребенок не откликается на попытки матери поддержать с ним общение, эмоционально «заразить» его.
  • Наконец, может наблюдаться длительная задержка в выделении какого-то одного лица в качестве объекта привязанности (иногда признаки привязанности появляются только после трех лет). Нередко у таких детей вообще не возникает характерного для возраста 7-8 месяцев «страха чужого» (когда незнакомый человек обычно принимается с осторожностью либо смущением, со стремлением быть поближе к маме), то есть не появляется избирательности в общении, и, позднее, такой ребенок может легко уйти за руку с незнакомым человеком.

Печать

Библиография

Будет напечатана текущая страница статьи

Распечатать фрагмент

Баенская Е.Р. Раннее аффективное развитие детей с аутизмом // Альманах Института коррекционной педагогики. 2014. Альманах №19 URL: https://alldef.ru/ru/articles/almanah-19/rannee-affektivnoe-razvitie-detej-s
(Дата обращения: 02.05.2020)

Источник

В нашей работе мы используем подход и идеи известного
клинициста, психо­аналитика – Ф. Дольто. «Любое испытание – это опыт жизни
тела, опыт реальности. Чтобы психика продолжала жить дальше, нужно, чтобы был
обмен речью, экспрес­сивной, актуальной с кем­то, кто дает тому, кого слушает,
ценность субъекта его соб­ственной истории» [2, с. 344].

Автор выделяет концептуальные положения – схема тела и образ
тела. Об­раз тела – некое сообщение, посредством ассоциаций ребенка. Образ тела
– не образ, представленный на рисунке, или в лепке; он проступает в диалоге
ребенка и анали­тика. Ассоциации ребенка способны дать аналитику элементы для
психоаналитиче­ской интерпретации.

Негативный образ тела влияет на разрушение здоровой схемы
тела. Схема те­ла – реальность – жизнь нашей плоти в контакте с физическим
миром. Наш опыт этой реальности зависит от целостности организма или от ее
нарушений – невроло­гической, мышечной и пр., а также от наших физиологических
ощущений. Увечная схема тела и здоровый образ тела может сосуществовать в одном
и том же субъекте.

Если ребенок признается как субъект желания, если родители
любят его в ре­альности, которую не стремятся дать забыть, могут дать ответы на
его вопросы по­средством речи – это все структурирует здоровый образ тела.
Тогда дети без рук и ног научаются рисовать ртом так же хорошо, как это делают
дети, имеющие конеч­ности. Но это возможно в том случае, если ребенка любят и
поддерживают у него те возможности, которыми он располагает.

Схема тела одна и та же для всех инвалидов. Образ тела носит
индивидуальный характер – он связан с субъектом и его историей. Это живой
синтез нашего эмоцио­нального опыта – отношений с людьми. Схема тела частично
бессознательна, но также и сознательна и предсознательна. Образ тела –
бессознателен.

Обоняние, зрение, слух, тактильные ощущения, ритм образа
жизни матери – это то, что формирует образ тела. Благодаря нашему образу телу,
воплощаемому схемой тела и пересекающемуся с ней, мы можем войти в коммуникацию
с Другим.

Три динамических аспекта образа тела. Базовый образ – то,
что позволяет ребенку чувствовать себя в самобытии. – Образуется понятие
«существование, я есть». Базовый образ присущ каждой фазе развития. После
рождения появляется дыхательно­обонятельный базовый образ (полость и грудная
клетка). Далее форми­руется оральный базовый образ (зона рта, глотки, гортани,
полость и грудная клетка, образ живота – пустота или заполненность). Далее
анальный базовый образ – удер­жание или удаление из нижней части
пищеварительного тракта, таз, тактильные представления ягодиц.

Функциональный образ – образ субъекта, имеющий цель
осуществления же­лания. Локализуется в эрогенном месте, что вызывает желание,
но обогащает воз­можность общения с другими частями тела. Кисть руки, прежде
всего оральная хва­тательная – эрогенная зона.

Эрогенный образ соединяется с функциональным образом тела
того места, где фокусируется эротическое удовольствие или неудовольствие в его
отношении с дру­гими. Три образа, связанных между собой динамическим образом –
есть синоним безопасности. Их разъединение позволяет влечению смерти
преобладать над влече­нием жизни. Динамический образ – выражается в каждом из
нас. Т. е. субъект чув­ствует себя в состоянии желания.

Символогенная кастрация, согласно автору, когда другой дает
ребенку знать, что осуществление его желания в той форме, в которой он хотел,
запрещено Зако­ном. Это значение передается через язык. Ребенок должен знать,
что взрослый так же, как он, отмечен этим запретом – это то, что помогает
вынести кастрацию и со­хранить доверие к взрослому.

Кастрация не равна сублимации, но может к ней привести. А
так же может вы­вести на перверсию. Кастрация порождает новый способ
существования перед ли­цом желания. Испытание кастрацией ведет индивида к
большему доверию к самому себе и дифференцированной коммуникации с другими, так
как благодаря кастрации активно используется речь.

Ф. Дольто выделяет пупочную кастрацию (момент отрыва от
матери посредст­вом перерезания пуповины в момент рождения); оральную кастрацию
(лишение ре­бенка всего того, что связано для него с каннибализмом по отношению
к матери, то есть отлучение от груди, запрет брать в рот то, что является
смертоностным ядом, т. е. не является пищевым. Эта кастрация, когда она
разумна, приводит к желанию и воз­можности говорить, а значит, к открытию новых
средств коммуникации и разных удовольствий с объектами. Мать сама должна быть
способна на коммуникацию, а не на давание ему кормления и забирание у него
экскрементов. Для ребенка оральная кастрация является разлукой с частью него
самого, которая находилась в теле матери. Если мать не проявляет бдительность,
он переносит свои каннибалические влечения на собственные руки, начинает сосать
большой палец или кулак, питая иллюзию, что тем самым продолжает находиться у
груди своей матери. Кроме этого, кулак позволя­ет ему заполнить огромную
пропасть, и он удостоверяется, что рот никуда не исчез. Только после отлучения
от груди начинается усвоение родного языка, начиная с соче­тания фонем,
ощущений, эмоций, тактильных ощущений от близкого присутствия матери. Язык
встраивается и становится символом связи «тело к телу». Ребенок – дублер своей
матери сначала в симбиозе, затем в диаде).

Анальная кастрация берет начало в произвольном
функционировании сфинк­тера (ребенок сам способен достичь контроля независимо
от взрослых. Испражне­ния как таковые не могут быть подарком, согласно Дольто.
Они становятся таковы­ми, если мать радуется больше им, нежели игровым
действиям руками и голосом). Это время обретения автономии. И выражается в
запрете на любое «действие» во вред другому и действование во вред своему
собственному телу. По сути дела – за­прет на убийство и вандализм во имя
здоровой гармонии группы. Анальная кастра­ция направляет ребенка к самоконтролю
за его движениями, а не только за движе­ниями его экскрементов. Т. е. он
научается контролировать свои движения.

Ребенок здесь же научается относиться с уважением к чужому в
отсутствие хо­зяев этих вещей – это возможно, если дитя само имеет в
собственном владении соб­ственные предметы, принадлежащие ему, и если взрослый
не покушается на них, когда он отсутствует. Ни одна вещь ребенка не должна быть
конфискована взрослым или выброшена, если такое решение не принял он сам. Если
с уважением относится к вещам ребенка, то он будет с уважением относиться к
чужим вещам. Анальная ка­страция должна научить ребенка разнице между тем, что
есть его обладание, в чем он совершенно свободен и тем, что есть владение
другого, использование чего воз­можно после просьбы, обращенной к другому дать
на время предметы, которыми он хотел бы попользоваться, при этом ребенок
принимает, что другой может ему в этом отказать (дарение и обмен
игрушками).

Опыт зеркала. Посредством опыта зеркала ребенок открывает
реальность, открывает свое тело по отношению к телу других. Недостаточно иметь
в реальности плоское зеркало. Оно ничему не служит, если субъект на самом деле
сталкивается с отсутствием зеркала своего существа в другом. Ребенок может
потеряться в зеркале.

Стадия зеркала является для ребенка символичной, это период
осознания его существования в мире для другого, поскольку он есть индивид среди
других индиви­дов. Посредством зеркала ребенок открывает для себя собственное
лицо, собствен­ное тело – это открытие тела по отношению к открытию тела
других. Сначала чувст­вует то, что происходит в теле. Затем зеркально­зрительно
сопоставляет собственное лицо с самим собой. Присваивает собственное тело себе
– первичный нарциссизм. Зрительный образ обретает смысл лишь благодаря
присутствию рядом с ребенком другого человека, вместе с которым его образ тела
и схема тела будут узнаны (через тело матери и речь).

Генитальная кастрация – время открытия собственного пола,
или эдипальный период. По истечению двух с половиной лет ребенок способен
двигаться, ходить, развито обоняние, вкус, зрение, слух, тактильность,
благодаря чему он делает собст­венные наблюдения и осуществляет собственные
сенсорные эксперименты. Он име­ет опыт зеркала.

Страх кастрации формирует три установки:

  1. Подчинение, то есть разрешение эдипова комплекса, является
    удачным и адекватным решением для социального поведения, называемого
    нормальным.

  2. Бегство перед лицом страха кастрации. Выражается либо
    полным торможе­нием своей активности, либо в случае нестабильности – ментальным
    бегством, либо реальным бегством (т. е., те, кто поступает к психиатру).

  3. Протест и открытая борьба против страха кастрации
    выражаются в наруше­ниях в характере, сопровождаемых регрессией к стадиям
    архаичной организации сексуальности. Более менее сильные проявления
    необщительности и перверсий. Пе­реживания вины, она умиротворяется чувством
    страха. Если наказание не наступает, страх становится невыносимым, тогда
    следует самонаказание. Если наказание со­стоялось, оно усиливает еще больше
    чувство неполноценности и бунта, что приводит к новым агрессивным проявлениям,
    делинквентности. Субъект вовлечен в «гонку к смерти».

Аффективные отношения ребенка к растениям, животным, камням
и дру­гим объектам реальности. Растения. Ребенок чувствителен к растениям с
3­месяцев. При виде растения он улыбается, возбуждается, глубоко дышит.
Благодаря растению ребенок способен к обмену, обмену физиологическому, типично
человеческому вы­ражению. К полутора годам любит расцвеченные пятна. Цветы,
сама растительность и цвет вызывают у него восторг. Ребенку нужно брать цветы,
перетирать их руками, же­вать ртом. Он вступает в контакт с миром начиная с его
инкорпорирования. Факт по­едания цветка дает детям удовольствие от вида и
сенсорное удовольствие.

Аффективные стадии вступления в контакт с внешним миром с
помощью ар­хаичных средств. Ребенок испытывает желание есть маму. Он питается
не только пищей, но и аффективным присутствием матери, которое поглощает
одновременно с пищей. Таким образом он наполняется ею изнутри, когда она рядом.
По отноше­нию к растениям, деревьям ребенок ведет себя с позиции
инкорпорирования.

Дети любят идентифицировать себя со взрослыми. Аналогичным
образом по­ступают с деревьями. Ребенок восторгается, когда наряжается в дерево
с листьями. Таким образом, он переодевается в саму природу, испытывая от этого
чувство вос­торга, полноты.

В случае непройденной стадии с цветами, можно наблюдать у
детей пищева­рительные тяжелые расстройства, расстройства, имеющие отношение к
их контакту с самим собой. Любовь к цветам пробуждает аппетит; развивает
способность глотать, таким образом ребенок оказывается в согласии с природой,
растительным миром.

Понятие деревьев, их ценности в целостности корней, ствола,
ветвей деревьев не развито к четырем годам. До четырех лет понятия корней не
существует. После четырех лет их отсутствие в рисунках детей – знак
расстройства отношений между ребенком и родителями, т. е. его собственными
корнями. У ребенка, имеющего на­рушения в корнях его собственной истории,
нарисованное дерево выглядит как при­клеенное, отрезанное от корней.

Минералы. Влияние минералов наступает после растений.
Вначале значимы следующие элементы – земля, песок, вода. У ребенка нет
представления о минера­лах. Они поначалу просто вещи, чтобы трогать, играть,
брать в рот, представления о них ограничивается понятием «камень». К 3 годам
дети впервые переживают тление и увядание цветов и растений. На первый план
выходит – камень.

Опыт увядания и попытки вернуть прежний облик живого говорит
о том, что ребенок не осознал закономерность исчезновения вещей. В связи с
этим, камень может стать сверхзначимым. Сверхзначимость камня также зарождается
в условиях недостаточной аффективности со значимыми Другими, является
показателем отсут­ствия устойчивой ценности в существовании. Родители не
являются носителями безопасности как ценности в его глазах. Такой ребенок
безнадежно что­то ищет, что имело бы нетленную эстетическую ценность.

У 3­летнего ребенка отношение к камням позитивное. В камне
можно быть уверенным. Бумага рвется – ему нравитcя ее рвать; цветок вянет, пища
съедается; отношение родителей к ребенку – сменяется. Камень не меняется.

Как только 3­летний ребенок фиксирует внимание на камнях –
он начинает понимать умирание, ему трудно это принять, так как он чувствует,
что это касается его тоже. Появляется потребность любить определенные камни,
чтобы быть уверен­ным, что нечто важное от него не уйдет, даже если он
меняется.

Животные. В 8–9 месяцев детей интересуют маленькие животные:
блохи, му­равьи, червячки. Внимание на больших животных обращают лишь в том
случае, ес­ли ими занимается взрослый человек.

Сначала, интересуясь маленькими животными, ребенок не
испытывает ника­кого страха. Но потом он наблюдает, как его палец может
раздавить, например, жу­ка. Жук больше не двигается, ребенок испытывает
удовольствие и ужас. Он открыва­ет смерть на примере животного как остановку
движений.

К 9 месяцам ребенок открывает животных; к моменту хождения –
уток, кур; в 1,5–2 года – млекопитающих.

Ф. Дольто задается вопросом – почему, когда дети мучают
животных, послед­ние не страдают. И отвечает: потому что и ребенок и домашнее
животное чувствуют обмен витальности между собой.

Со смертью животного дети открывают для себя условия
существования живо­го. Они еще не могут допустить смерть своих родителей, но
они допускают смерть лю­бимых живых существ – животных. Когда ребенок начинает
понимать, что смерть по­ражает и людей, он может отреагировать отрицанием
человеческого существования.

В возрасте 2–3 лет дети удовлетворяют свои агрессивные и
сексуальные жела­ния в игре с животными. Однажды на консультации у меня одна
мама спросила: «Почему моя 3­летняя дочь постоянно душит кошку, которая живет в
нашем доме?» Животное олицетворяет собой родительские фигуры. Отреагировать
сексуально или агрессивно на родителей зачастую ребенок не может себе
позволить, так как после­дует обратная связь, возможно наказание, защита типа
агрессии, отвержение и пр. Поэтому животные замещают родителей и выполняют в
семье фактически «психо­терапевтическую функцию».

Птицы. Потребность ребенка в аффективных обменах и живое
средство пере­дачи (птица), символизирующее полет его мысли, часто является для
ребенка необ­ходимым, чтобы вынести аффективные фрустрации.

Рыбы соответствуют особым аффективным потребностям.
Символическое значение рыбы имеет специальный характер и влияет на
внутриутробные конфлик­ты. У людей, которые нуждаются в присутствии и дружбе
рыбы, во время их детства были проблемы в адаптации к родительским фигурам.
Если у ребенка, у которого не было контакта с окружением: ни с животными, ни с
насекомыми, ни с растениями или же который все время разрушал реальность,
обнаруживается потребность ви­деть рыбу, можно быть уверенным – это путь к
выздоровлению. Ребенок восстанав­ливает право любви к себе, восстанавливает
бессознательное воспоминание о себе. Быть счастливым, как рыба в воде = как
ребенок в утробе. Ребенок, который смотрит на рыбу и доволен ею, находится на
пути завоевания, приобретения, разрешения внутриутробных или первых контактов с
матерью, которые были нарушены.

Таким образом, переживание образа тела оказывает влияние на
взаимоотно­шения человека с окружающими объектами реальности и с самим собой.
«Тело» вы­ступает как носитель психологической истории индивида.

Источник